Яркой фигурой в семье вырос Мармадьюк – или Дьюк, как его обычно называли. Бывая на фермах вокруг Скарберна, я наслышался о нем всяких историй. И рука-то у него на редкость легкая, отел ли там, окот или кобыла жеребится, и болезнь-то определит и полечит похлеще всякого ученого ветеринара. К тому же он не менее бесподобно холостил животных, подстригал хвосты лошадям и забивал свиней. Все эти занятия приносили ему недурной доход, а в Юэне Россе он нашел идеального дипломированного конкурента-ветеринара, который работал только под настроение и отказывался ехать на вызов, если ему было лень. И хотя Юэн нравился фермерам, а некоторые так даже боготворили его, они часто вынуждены были прибегать к услугам Дьюка. Юэну было далеко за пятьдесят, и он не справлялся со все возрастающим числом проверок, которых требовало министерство сельского хозяйства. Часто он обращался за помощью ко мне, а потому я хорошо знал и его, и Джинни, его жену.

Если бы Дьюк ограничивался лечением скотины, Юэн, по-моему, вообще не замечал бы его существования, но Скелтон, пока возился с четвероногим пациентом, любил пройтись по адресу старика-шотландца, который и прежде-то звезд с неба не хватал, а уж теперь из него и вовсе песок сыплется. Возможно, это не очень задевало Юэна, но все-таки, когда при нем упоминали имя ею соперника, губы у него чуть-чуть сжимались, а в голубых глазах появлялось задумчивое выражение.

Да и вообще питать к Дьюку добрые чувства было нелегко – слишком уж часто приходилось слышать истории, как он под сердитую руку избивает жену и детей. И внешность его, когда я в первый раз увидел, как он вперевалку идет через рыночную площадь в Скарберне, не внушила мне особой симпатии – не человек, а черный косматый бык со свирепо бегающими глазками и красным платком, хвастливо повязанным на шею.

Но в этот день, развалившись в кресле у камина Россов, я и думать забыл про Дьюка Скелтона. Впрочем, я совсем утратил способность думать, только что отвалившись от стола, за которым Джинни угощала меня рыбным пирогом. Казалось бы, самое незатейливое блюдо, но в действительности – нечто волшебное, в чем скромная треска вознеслась на невообразимые высоты в смеси с картофелем, помидорами, яйцами, вермишелью и, только одной Джинни известно, с какими прелестями еще. А затем яблочная шарлотка и кресло рядом с огнем, от которого к моему лицу поднимались волны жара.

В голове у меня копошились сонные и приятные мысли: как мне нравится этот дом и его обитатели, а будь у Юэна бойкая практика, телефон уже трещал бы, и он вдевал бы руки в пиджак, на ходу дожевывая последний кусок шарлотки. Я поглядел в окно на белый сад, на деревья, гнущиеся под бременем снега, и поймал себя на подлой мыслишке: задержаться бы тут, и, может быть, Зигфрид съездит по всем вызовам сам, не дожидаясь меня.

Блаженно созерцая мысленным взором, как мой коллега, закутанный по уши, мечется с фермы на ферму, я ублаготворенно взирал на Джинни, которая подала мужу чашку кофе. Юэн улыбнулся ей снизу вверх, и тут зазвонил телефон.

Как большинство ветеринаров, я чутко реагирую на его звон, а потому машинально вскочил на ноги, однако Юэн даже бровью не повел. Он спокойно прихлебывал кофе, а трубку взяла Джинни. Столь же безмятежно он выслушал слова жены:

– Томми Туэйт звонит. У одной из его коров вывалилась телячья постелька.

Я бы после такого жуткого известия заметался по комнате, однако Юэн со вкусом отпил еще кофе и только потом сказал:

– Спасибо, радость моя. Скажи ему, что я скоро заеду поглядеть на нее.

И, повернувшись ко мне, принялся рассказывать про смешной случай, который вышел с ним утром, а когда кончил, засмеялся своим особым смехом – совсем беззвучным, только плечи подрагивали, да глаза немножко выпучивались. Затем Юэн откинулся на спинку кресла и вновь поднес чашку к губам.

Хотя вызывали не меня, я еле удерживался, чтобы не вскочить на ноги и не кинуться к машине. Выпадение матки у коровы не только требует принятия срочных мер, но и сулит такой тяжкий труд, что мне всегда не терпится скорее приступить к делу. Да и узнать, что меня ожидает, – тоже, поскольку положение может быть и просто скверным, и очень скверным.

Юэн, однако, никакого любопытства словно бы не испытывал. Он вдруг закрыл глаза, и я было решил, что он склонен вздремнуть после сытной еды. Но это было лишь выражение покорности судьбе, которая испортила ему тихий день. Он потянулся и встал.

– Хотите поехать со мной, Джим? – спросил он обычным мягким голосом.

Я заколебался, кивнул, бессовестно предав Зигфрида, и вышел следом за Юэном на кухню.

Он сел и натянул толстые шерстяные носки, которые Джинни согревала над плитой, потом надел резиновые сапоги, полушубок, желтые перчатки и клетчатую кепку. Вид у него, когда он зашагал по узкой выкопанной в снегу траншее через сад, был очень моложавый и щеголеватый.

Он не зашел к себе в операционную, и мне оставалось только гадать, какими приспособлениями он намерен пользоваться, а в ушах у меня зазвучал голос Зигфрида: «У Юэна на все своя манера».

На ферме мистер Туэйт рысцой подбежал к машине. Волнение его можно было понять, но при этом держался он как-то странно: нервно потирал ладони и даже смущенно хихикнул, когда мой коллега открыл багажник.

– Мистер Росс, – выпалил он наконец, – вы только не серчайте, что я вам скажу… – Он умолк, собираясь с духом: – Там у коровы сейчас Дьюк Скелтон.

Юэн даже бровью не повел.

– Очень хорошо. Так я вам не нужен. – Он захлопнул крышку багажника, открыл дверцу и сел в машину.

– Э-эй! Куда же это вы! – Мистер Туэйт кинулся к дверце и завопил сквозь стекло. – Дьюк, он просто был тут в деревне, ну и вызвался мне подсобить.

– Вот и отлично, – сказал Юэн, опуская стекло. – Я ничего против не имею. Не сомневаюсь, он сделает все, что требуется.

Лицо фермера тоскливо сморщилось.

– Да вы же не поняли! Он битых полтора часа с ней возится и все без толку! У него ничего не получается, и он совсем взопрел. Так вот я и хочу, мистер Росс, чтоб вы…

– Увольте, Томми! – Росс посмотрел ему прямо в глаза. – Вмешиваться я не могу, вы сами отлично знаете. Он начал, ему и кончать. – Юэн включил мотор.

– Нет-нет! Не уезжайте! – завопил мистер Туэйт, молотя кулаками по верху машины. – Говорю же вам, Дьюк не справился. Вы-то уедете, а я свою лучшую корову потеряю! Да помогите же, мистер Росс! – Казалось он вот-вот расплачется.

Мой коллега еще раз внимательно посмотрел на него под мурлыканье мотора, потом протянул руку и выключил зажигание.

– Ну, хорошо, сделаем так. Я спрошу у него самого. Если ему моя помощь нужна, я останусь.

Следом за Юэном я вошел в коровник, и мы остановились у входа. Дьюк Скелтон распрямился и поглядел на нас. Секунду назад он цеплялся за крестец коровы, опустив голову, хрипло дыша широко открытым ртом. Густые волосы на его плечах и груди запеклись от крови огромной вывалившейся наружу матки. Все лицо было в крови и грязи, кровь и грязь покрывали его руки по плечи. Теперь он уставился на нас из-под косматых бровей, точно дикий обитатель неведомых джунглей.

– А, мистер Скелтон! – мягко сказал Юэн. – Ну как идет дело?

Глазки Дьюка вспыхнули злобой.

– Хорошо идет, – пробурчал он утробным басом, даже не сомкнув обвисшие губы.

Мистер Туэйт суетливо шагнул к нему с робкой улыбкой.

– Послушай, Дьюк, ты же сделал все, что мог. Вот и дал бы мистеру Россу помочь тебе.

– Не дам! – Человек-бык выставил подбородок. – Да коли бы мне помощь и понадобилась, так не от него! – Он отвернулся, ухватил матку, приподнял ее и с яростным напряжением начал водворять на место.

Мистер Туэйт обратил на нас взор полный отчаяния и открыл было рот, чтобы вновь запричитать, но Юэн остановил его, предостерегающе подняв ладонь, подтащил из угла табурет для дойки и удобно уселся на нем у стены. Потом неторопливо вытащил маленький кисет и принялся одной рукой свертывать сигарету. Облизывая бумагу, скатывая ее, поднося к кончику зажженную спичку, он не спускал равнодушных глаз с потной, мучительно напрягающейся фигуры в нескольких шагах перед ним.